К феноменологии кризиса русского мира

                                                   Что было,  то и теперь  есть,  и что будет,

 то уже было;  и Бог воззовет прошедшее.

                                                                                                             Екклесиаст

Методологическое введение

По одному очень серьезному поводу своей жизни немецкий философ Мартин Хайдегерр заметил, что философия должна оставаться не вовлеченной. Помня оставленный философом завет,  тем не  менее, постараемся  именно  с  помощью философии осмыслить настоящее на том рубеже, где встречаются быт и бытие. Такой рубеж выпадает на долю людей не часто, а именно тогда когда они живут в историческое время – в период серьезных социально-политических и экономических трансформаций. Именно в такое сложное время перемен живет наше поколение и перед ним стоит задача осмыслить его проблемы и найти ответы на вызовы истории.

Вспоминая многое из истории философии,  можно прийти к выводу,  что на пути  такого осмысления необходимо выговориться,  апробировать мысль в слове и только после этого смысл бытия становится ясным без слов,  без книг, становится обыденным, бытовым. Такая  выговоренность  в  устном и письменном слове  есть необходимое условие философствования.

Но зачем и для чего эта игра в слова и словами. Да  потому это крайне необходимо, что сама реальность сдвинулась и поехала. Динамизм исторических событий начал вымывать из слов их смысл, и мы вдруг  обнаружили, что почти вся наша речь - это набор фонем,  пустых оболочек, звуков. Произошла инфляция слов. Золотой запас ценностей общества, в котором мы жили, оказался  растраченным. Кризис смысла слов, кризис ценностей оказался, в конечном счете,  кризисом смысла нашего существования. Выход: в его новом осмыслении.

Поэтому тему наших  размышлений о России, русском мире, Украине, Крыме можно обозначить как философствование на злобу дня.  Определять точнее жанр этих записок  значит изначально ставить себе ограничения.  По-моему не это важно,  а другое - показать, что калейдоскоп быстро меняющихся событий,  проблем,  конфликтов, политических ситуаций имеет свою внутреннюю логику.  За всем этим,  над этим или внутри его есть нечто главное.  Не разобравшись в нем,  мы будем долго плутать между миражами повседневности. Именно размышления об этом главном, его метафизика и составляет суть данной статьи. 

Но центральной темой философии является проблема человека. И какие бы вопросы мы не ставили и не рассматривали, следует помнить, что все они должны быть рассмотрены с точки зрения его существования в обществе,  в этносе, в нации, в государстве. Мы можем  понять социальный мир и происходящие в нем изменения  лучше и глубже,  если поймем факт человеческого существования не только как проблему, но и как метод, когда человек выступает мерой решения проблем.

Что может  сделать человек в ситуации кризиса  переживаемого обществом?  Ведь жизнь у него одна.  Чаще всего он не может даже покинуть страну, уехать в другую – хорошую (?). Но, даже уехав, он не уезжает от себя. Себя ему покинуть невозможно. И все проблемы, которые он оставляет на своей малой или большой  родине,  преследуют его,  летят ему вдогонку - стереотипами сознания, неспособностью адаптироваться к изменившимся условиям, или, наоборот,  повышенной  способностью применяться к новому и потерей себя старого. Кризис, разразившийся на одной шестой части суши, преследует каждого,  кто  провел часть своей сознательной  жизни в СССР, кто впитал в себя его культуру, кто был частью советского народа. И как бы мы не относились к этой стране сегодня нам непременно необходимо считаться с тем, что это было, и мы были частью той реальности.

Исследование общества, как и его  развитие в основном происходит по трем параметрам: идеи, люди, события.  Философская рефлексия над ними в самом широком плане ведет  к гносеологии, экзистенциальной философии и философии истории. Конечно, можно   оспаривать и вполне обоснованно исчерпываемость философии этими дисциплинами, но очевидно, что в них, при определенном расширительном толковании, достаточно полно отражены мир, человек, общество. Однако, даже такое обобщающее и схематичное представление, упрощая для умственного охвата сложность существования человека в мире, перестает работать в периоды серьезных социальных преобразований. Идеи, люди и события оказываются настолько взаимообусловленными, что возникает  настоятельная потребность сконцентрировать все внимание на определении и осмыслении существенного, сущностного. Огромная перевернутая пирамида всех без исключения современных проблем своей вершиной упирается в человека, поэтому разобраться в них возможно только в том случае,  если соотнести философствование  с человеческим существованием и понятийно, и бытийно.

Это значит, что обреченные фиксировать динамику и логику кризиса в понятиях, мы находимся в непрерывном  процессе рефлексии без надежды на законченную философскую концепцию.  Кризис не разрешим разработкой плана мероприятий как в бизнес-плане. Кризис можно только  пережить,  в  том числе, умозрительно философски. Следовательно,  гносеология, включающая онтологию, экзистенциальная философия, схватывающая все вариации философии жизни, философии истории, зачисляющая в свою сферу историко-философские концепции  культуры, имеют шанс  объяснить кризис только в том случае,  если отградуированы по человеку как мере всех вещей.

Мы  все находимся в потоке времени. На наших глазах оно стало историческим.  Динамика событий, имеющих серьезные последствия не только для конкретной человеческой судьбы, но и для значительной части мира, изменила сам временной масштаб. Год становится периодом, а период эпохой глобальных изменений, когда рушатся одни государственные образования и возникают новые, когда демонтируются старые системы управления и созидаются иные, когда вчерашние ценности писанных и неписанных правил перестают работать и люди усиленно ищут такие, которые могли бы сохранять общество как человеческое.

Каждый становится философом, так как задается вопросами:  В чем смысл жизни?  Что происходит?  Что делать?   Но в вихре буден, когда в висках пульсирует - как выжить? - нам не хватает времени для осмысления случившегося кризиса  и поиска выхода из него.

Мы неотвратимо шли к нему, более того, созидали его десятилетиями, чувствовали приближение и ждали с надеждой. Он разразился, и большинство из нас не хочет узнавать его, вглядеться в его черты. Портрет Дориана Грея.

Экзистенциальный метод исследования это особый способ феноменологического исследования, где феномен интерпретируется в зависимости от истолкования человеческого опыта как проявления его (человека) сущности; как познаваемая действительность – мир явлений (феноменов), упорядочиваемый философией посредством вскрытия их эйдетических оснований; как субъективные переживания, к которым сводится опыт и вся реальность.   Для ясности приведу словарное пояснение. Феномен – в разных интерпретациях это и платоновская “идея”, и идеальный тип по Гете, и явленные “чистому сознанию” смыслы предметов в феноменологии Гуссерля.  Будем свободны в выборе интерпретаций. Главное приблизиться к пониманию социальных изменений и осмысленного человеком своего места в них.

Ниже мы постараемся набросать эскиз феноменологии кризиса русского мира посредством экзистенциального метода. Это расширенное и более свободное рассмотрение общества как явления созданного и постоянно воссоздаваемое в духовном взаимодействии индивидов, когда базовые понятия, в которых переосмысливается мир человеческого существования, становятся своего рода экзистенциалами. Это   понятия-проблемы, смысл которых очеловечен конкретно и личностно, то есть не в концепциях политологических или иных теорий, а бытийно в человеческой судьбе. Проще, нас интересуют те смыслы, который  человек с улицы  вкладывает в свое понимание происходящих событий как проблем и его личные ответы на них.

            На наш взгляд, этот метод является вполне адекватным не только для понимания феноменологии кризиса современного русского мира, но и индивидуального выхода из него.  И разве не это является главной проблемой для каждого человека этого постсоветского пространства.

          Чтобы собрать мозаику событий в единое целое, безусловно, нужна цельная методология. В противном случае мы всего лишь повторим то, что имеем - журналистский пересказ  политических разборок, преступлений, спортивной хроники и т.п.  Все это нас интересует и, прежде всего, как факты культуры, в которой возникают новые  идеи, символы, феномены. Но увидеть их, а точнее распознать  можно только с помощью  методологии.

С самого начала своей истории в философии наметились два полюса: научный и художественный. Собственно,  философия была и есть тем силовым интеллектуальным полем,  которое возникало между этими полюсами как тенденциями или традициями. Так она существует и сейчас - не наука и не искусство; и наука, и искусство, и, следовательно, всегда больше их суммы, всегда мета-.

Суть методологии, которую мы хотим применить для анализа нашей действительности в широком историко-культурном контексте, сводится к определению системы квазинаучных понятий по форме принадлежащих философской традиции - обозначенной нами как художественная - экзистенциализму.  Выбрав, определив и обозначив их экзистенциалами, мы получим систему логически выверенную, но отражающую в своих понятиях противоречивость не только событий, но и идей, а главное – противоречивость сознания людей как индивидуумов. Собственно выход из кризиса – это преодоление этой противоречивости.

            Наше исследование носит философский характер и поэтому можно использовать те методы исследования, которые, как нам представляется, наиболее глубоко, системно и целостно исследуют и описывают феноменологию кризиса современного русского мира и индивидуального (основанного на личном выборе) выхода из него.

Мы пользуемся экзистенциальным методом исследования, как наиболее  адекватным философским методом. Посредством понятий-экзистенциалов  мы  осмысливаем суть феноменов и строим внутриличностно согласованный мир. Суть кризиса в том, что он разрушил целостное восприятие социального мира на постсоветском пространстве. Суть выхода из кризиса заново, на других основаниях воссоздать его.

Мы сможем при необходимости прорисовывать силовые линии полей между полюсами: научно обоснованного анализа доминант современной эпохи к затерянности  индивидуума среди массы, от кризиса европейской,  советской и постсоветской культуры к пограничной ситуации человеческого существования, от конфликта цивилизаций к столкновению интересов и проблеме индивидуального выбора, от построения социальных мифов к творческому построению символических форм культуры. Конечно, мы не в состоянии осуществить все это в рамках одной статьи. Здесь мы только покажем возможности нашего подхода, да и то не все. Заострим наше внимание на вопросах так или иначе попадающие в обозначенную проблематику русского мира.

Но как конкретно, в какой конфигурации, пролягут упомянутые силовые линии, во многом зависит от выбранного нами метода. Главное в нем аналогия между обществом и человеком. Экзистенциальный метод позволивший осмыслить человека в период его личного кризиса может оказаться,  на  наш взгляд, достаточно эффективным для понимания и общества. И мы постараемся показать, что за аналогиями скрывается закономерность. По крайней мере,  есть серьезные основания ее искать.

Однако насколько результативной может быть такая отвлеченная философия?  Учитывая отмеченное можно объяснить многие проблемы, проявившие себя удивительно однообразно на всем протяжении постсоветского пространства при всех националистических потугах быть совершенно другими, непохожими на всех. Безусловно, что в укрупненных логико-аналитических схемах есть свой резон и эффективный результат, но он никогда не мог и не может сравниться с той значимостью, которую имеет, скажем, для политики личность со всеми ее экзистенциальными параметрами. От первой поименованной исторической эпохи до сталинизма, голлизма, тэтчеризма, рейгономики и т.п. все мыслители как бы отвечают на один и тот же каверзный экзистенциальный вопрос о роли личности в истории. И здесь  метод совпадает с проблемой, и в этом нет ничего удивительного, более того, только так оно и могло быть, так как нам самим не вырваться из мира, встать над кризисом как над схваткой. Мы часть его. Созидаем и творим и сам кризис, и выход из него.

Однако, может ли работать наша метода на материале  жизненной конкретики, а не в замкнутых мирах борхесовских библиотек, когда литература порождает литературу, книги - книги, а философские учения - новые=старые концепции. Скажем, применима ли наша методология к анализу современного русского мира и даже более фокусировано - ситуации в Крыму?  Думается, что да. Но, очевидно, что понять и истолковать Крым и даже Украину, как собственно и все постсоветское пространство можно только в контексте России.  Вспомним, что и Л.Д. Кучма называет свою книгу “Украина – не Россия”. Размышление об эйдосе России подводит к осмыслению того, что происходит сегодня в Крыму, а главное, что может быть здесь завтра.

Россия

Геополитическое пространство России,  столь велико и его социокультурная  гравитация столь сильна, что не учитывать их невозможно. Если разобраться в том,  что происходит в России,  и что ее ожидает, то можно будет дать некоторые рекомендации для Украины и Крыма. Это позволит строить систему надежных и стабильных взаимоотношений с ней.  В контексте задачи, вынесенной в заголовок статьи, тема России нас интересует по той причине, что именно ее кризис стал причиной кризиса русского мира.

Первая трудность,  с которой мы сталкиваемся, думая о России, о том кризисе, который она переживает и преодолевает,  о ее настоящем и будущем -  это иерархия стоящих перед ней проблем?  Мы можем сразу сказать, что ключевыми понятиями-проблемами  для России являются такие как народ,  нация,  идеология, национальная идея, власть, держава.  Что из этого можно выделить в первую очередь,  во вторую, в третью. Следует отметить, что здесь нет очередности.  Историческое время ставит эти проблемы и требует ответа на все вопросы сразу. Поэтому и возникает системный кризис. Поэтому, если что-то мы и выделяем,  и о чем-то  начинаем говорить  в первую очередь, то это первое по изложению, а не по значимости.

Остановимся на проблеме народа,  нации. Осмысливая их мы, так или иначе, выйдем  на понятие "национальная идея".  Что  это такое?  Является ли это некоторым эвфемизмом русского национализма? Как эта идея может быть соотнесена с идеологией  нынешнего российского государства?  Наши  размышления  на данную тему - это не поиск ответов, а скорее постановка проблем и углубление в них. Может быть, иногда попытка ответить на эти вопросы. Но главным в этих ответах будет не истина, а взаимная согласованность самих  ответов.  На мой взгляд,  это очень важный момент, потому что ответа даже на часть этих  сложнейших  вопросов,  по сути, не  знает никто. Наивно предполагать, что американская национальная идея как “американская мечта” родилась на кончике пера политических мыслителей. Она рождалась исподволь: в потоке переселенцев, осваивавших просторы нового континента, за барной тойкой салунов, в голове комивояжера трясущегося в дилижансе. Это позже нашлась подходящая метафора тому, что уже состоялось.

          Но каждый народ обречен искать ее. Здесь важен сам процесс поиска, так как он оформляет массы людей в народ. Идея как цель и поиск ее как удержание в целостности в силу целеустремленности вот основное значение национальной идеи. Через этот поиск происходит расколдовывание (как сказал бы М.Вебер) эйдоса народа, государства. Это позволяет не только объяснить мир, в котором мы живем, но и примениться к процессам, которые в нем происходят.  Заметим, что человека интересует не истина и понимание ее, а адаптация к проблемам реальной жизни.

Такое осмысление  должно быть внутренне согласовано.  Не исключено, что оно будет в то же время противоречиво.  Здесь нет парадокса, здесь возможно - антиномия.  Потому что когда мы говорим о согласованности, мы имеем в виду, что эти ответы должны быть в определенном соответствии  в сознании конкретного человека, а он может позволить себе иметь ответы согласованные между собой и в то же время  противоречивые. Наше сознание не столько рационализировано, сколько мифологизировано. Это значит, что оно имеет свою структуру и логику, но они хотя рационально познаваемы, но не всегда рациональны в научном смысле.  

        

         Собственно, что произошло с людьми, с государствами  при развале СССР?  Встала проблема самоидентификации. Она встала перед всеми. Было большое государство, и мы признавали себя советскими людьми. Большинство было удовлетворено тем,  что идентифицировало себя с большим и сильным государством.  Развал Союза привел к необходимости выбрать новую шкалу или шкалы для самоидентификации. Удобной формой идентификации оказалась идентификация со своей этнической группой и  национальным государством.

        Этнос создается творческой волей воображения и силой желания быть солидарным “Мы”. Эта воля и сила создают этнические мифы, которые складываются в национальные образы мира.  “И вот способность Воображения в нас стоит у врат входа в новое – чтоб его впустить в нас, добыть и срастить с чем-то уже знаемым нами. Оно – представитель Будущего, его полномочный посланник в государстве нашего познания. Оно всегда забегает вперед и заносит: идеал, мечта, надежда – это все его сопутники и двигатели волевые”. (Г. Гачев). Творческая сила воображения и желания огромна, так как творит национальный космос и национальный логос, по сути, сам этнос. Но она в то же время сила “виртуальная”. Выпав из этнического консолидированного “Мы”, каждый из нас может  оказаться в орбите другого космологоса (Г.Гачев), который может стать для нас более  комфортным или необходимым в силу обстоятельств. Так происходит ассимиляция. Но почему созданный  “виртуальной” силой этнос становится “последним домом”, где тебя ждут. Потому что он предлагает весь набор этнических мифов как целостное мировоззрение: дом, праздник, еда, игра, танец, музыка, смерть и т.п. Ни одна из идентификаций не предложит в пользование столь широкое сознательное бытие в мире. Именно это и определяет ключевое место и принципиально важную роль этнического мифа в мировоззрении современного человека. Сегодня не просматривается ни одно консолидированное “Мы”, способное обеспечить человека таким насыщенным мировоззрением. Это объясняет тот всплеск  национализма, который мы наблюдаем на рубеже  XX  и  XXI веков. В смутное время ни одна из идентификаций не обеспечила Мира (во всех смыслах) как это сделала этническая идентификация.

Что же произошло с самими русскими? С какой проблемой они столкнулись? Глубокая  растерянность, а затем поиск  новой  идентификации. Русский человек оказался в состоянии несколько отличном от положения всех остальных этносов.  Потому  что  говорить о России как о русском государстве он не мог, даже если бы вернулся к веку Великой Московии. И тогда  русское  государство не представляло собой однородное этническое государство,  оно  уже  было  славяно-тюркским.  Поэтому русский национализм,  оказался  как бы в подвешенном состоянии,  без почвы под ногами.  Когда сегодня говорят о том, что русский национализм возможен, но не возможна его победа в России, в этом есть значительная доля истины.

Большинство в России принципиально  не  в  состоянии принять русский национализм как идею руководящую и объединяющую. Поэтому, скорее всего, в Российской Федерации большинство повернется к  державнической идее. С уверенностью можно сказать,  что попытки  возродить  русскую  национальную тождественность на  основе чисто русского национализма будет приводить только к национальному экстремизму,  который будет преодолен по мере выхода России из кризиса.  Реальный выход для русских,  есть не путь формирования новой русской нации, в узком, этническом смысле, а в сохранении всего того позитивного,  что было в русской имперской тождественности. Потому что Российская империя, даже в форме СССР, была империей особой. Она действительно сформировала общность людей, соединенных не только единым языком,  но и общей историей,  культурами, которые на протяжении веков находились в состоянии диалога с русской культурой. То есть, в этой имперской тождественности, в этом понятии империи наличествует нечто такое,  что является серьезным ресурсом в формировании не только взаимоотношений России со  странами  ближнего зарубежья, но и в формировании России как государства. Если из истории этой империи можно привести много  отрицательного,  наверное, на другую чашу  весов можно положить и факты позитивные, то есть,  то, что дала Россия другим народам: высокий образовательный уровень, промышленное и техническое развитие, возможность творить новые феномены  в области национальной культуры и многое другое. Один только факт, что пятнадцать республик оказались в состоянии претендовать  на самостоятельную государственность, говорит о многом. Конечно, можно сослаться на то, что нам не ведомо каков бы был результат самостоятельного развития этих республик. Но здесь современная история поставила наблюдаемый всеми нами эксперимент. Десятилетие независимости прорисовывает реальные перспективы каждой республики.

От тоталитарной системы Россия бросились к либерализму.  Но оказалось, что она пытались в очередной раз проскочить несколько ступеней.  И, наверное, прав был Андраник Мигранян,  писавший,  что  на смену советскому тоталитаризму может прийти только авторитаризм. От него для СССР был путь, по всей видимости, к социал-демократии и только потом к либерализму.  Потому, что не реально,  чтобы политическая элита, даже серьезным образом обновленная, сразу приняла ценности либеральной демократии.  Просто неоткуда было взяться либералам и последние выборы в Думу окончательно подвели итог.  Тоталитаризм должен был себя изжить в авторитаризме. Без этого и старшее поколение, и следующее за ним не готово в массе отказаться от социального патронажа со стороны государства даже над частной жизнью и будет вожделенно ждать своего вождя, сильной руки.

 Проблема самоидентификации русских непременно приводит к русской идее, к рассмотрению, осмыслению ее как явления. Но если она невозможна как русский национализм, то может быть реализуема как некий третий путь? На наш взгляд, опасность своей русской дороги в цивилизации в том, что здесь кроется политика изобретения велосипеда. Бессмысленная политика, уносящая огромные жизненные силы народа на экспериментаторство и революционаризм. Таким пониманием русской идеи пытаются заменить социальные отношения, возобладавшие во всем цивилизованном мире и имеющие свои законы. В России же снова пытаются подменить борьбу интересов правдой отношений. При этом, облекая все это в цветистое многословие. Русская философия, которая нашла в православии нечто органично родное, попыталась за православие и спрятаться, оправдывая им свои философские построения. Поиски своего пути России в мире, оборачивался уходом России от мира. Можно очень умно противопоставить этику любви Достоевского и Толстого метафизике своеволия Ницше и Сартра, красиво и увлекательно говорить о соборности, не менее увлекательно говорить о храме. Однако на поверхности всего оказывается, что строим храм, а получаем концлагерь. Тысячелетнее строительство никак не может определиться ни с фундаментом будущего храма, ни, вообще, с самим его проектом.

 Православие переосмыслялось такими философами как Булгаков, Бердяев, Соловьев, Трубецкой и многими другими мыслителями серебряного века. Это время действительного осмысления православия, как родного, русского, национального; православия как некой черты - русскости. И, по всей видимости, та великая философия, которая возникла в России в отмеченный период и должна была осмыслить христианство в его православной форме. Произошло то, что в Западной Европе получило название Реформации. В России это случилось значительно позднее. И только незавершенность того, что было начато, насильственное прерывание процесса октябрьским переворотом, когда течение мысли круто изменилось в другую сторону, не позволило довести философии начатую линию до конца. Произошел поворот в сторону некоего исторического тупика, из которого только сейчас пытается  выбраться Россия.

Конечно, вслед за Бердяевым русскую идею можно было бы обозначить как соборность. Главное в этом понятии - общение в любви, к другим людям, к обществу, природе. Если подытожить точнее, то это любовь к богу, которая в итоге определяется главным постулатом - “Да будет воля Твоя!” Этот принцип в отличие от этики протестантизма не стал основой этики предпринимательства в России.  Главный постулат “Воля Бога”, по сути дела, определил место личности в социальных отношениях. Оно оказалось крайне незавидным. Русская идея, понятая как русская соборность, таит в себе практическую опасность, так как в ней нет места борьбе интересов, нет практической оправданности предпринимательства. Она оставляет после себя только одушевленную, но не воодушевленную личность. Что может произойти, если русская идея дойдет до своего логического конца, в том смысле, в котором мы ее представили. В экономике это приведет к невозможности ее функционирования, потому что, сколько бы мы не говорили вслед за Булгаковым и его философией хозяйства, о приведении к гармонии мира в целом, не эти благие рассуждения приводят к гармонизации экономических отношений. Невозможно идею власти, обладания заменить идеей соборности, дарения, оптимизма. Невозможно, в политике реально осуществить то, что Солженицын считает заповедным служением. Не было этого и не будет. Нельзя подменить борьбу партий призывами к такому служению. Невозможно экологические проекты, основанные на развитии самого общества, на его цивилизованности, в т.ч. и экономической, заменить  любовью человека к миру, к природе. Но можно сделать другое ( и в этом сложность и грандиозность задачи) разработать методику перехода от русского духовного наследия к  эффективной организации общества. Очевидно, что это задача системного выхода из кризиса, но она вполне решаема.

В период кризиса люди пытаются найти островки стабильности. Здесь не принципиально где ее искать, будь то в экономически стабильном регионе, или в некоторой философской концепции. Не случайно, что многие обращаются к прошлому, пытаясь найти там объяснение происходящему сейчас, чтобы опереться на это прошлое. На наш взгляд, Россия должна стать европейской державой. Согласимся с академиком Д. Лихачевым, когда он говорит, что от западных границ  России до ее восточных границ - это культурно однородное пространство, и, по сути, оно имеет европейскую направленность. Россия всегда была на пути к успеху и достигала серьезных результатов только тогда, когда не пыталась искать свой третий путь, тратя при этом огромные человеческие ресурсы, а когда умело пользовалась тем, что уже вошло в копилку человеческой цивилизации. Тогда она не только творчески воспринимала все новое, но и сама  становилась способной к инновациям.

Европа сейчас является безусловным лидером земной цивилизации. Ни Америка, ни Япония, ни Китай не являются таковым лидером. Даже США, по сути дела, перенимает у Европы идеи, и, по-своему их интерпретировав, создает и, весьма успешно, оптимальную технологию реализации этих идей.

Нет ли опасности для России в том, что она потеряет свою самость? Мы думаем, что нет. Россия осталась Россией и во времена петровских преобразований. И даже тогда, когда на ее престоле находилась немецкая принцесса или грузинский семинарист. В России достаточно внутренних духовных сил, чтоб она могла освоить не только европейские идеи, но и людей разных национальностей приобщить к русскому космосу и сделать их сотворцами его.

Идеи, выработанные Европой,  ее культурой приемлемы для России, хотя бы потому, что европейский мир  не был никогда чем-то однородным. В той же Европе есть культурно самостоятельные Германия, Франция, Англия и т. д. Вырабатывая идеи организации экономики, социальной, культурной жизни и, обмениваясь ими, эти страны не перестали быть самими собой. Поэтому принятие новых европейских  идей Россией не заменяет необходимости наработки самим народом духовного богатства в процессе приобщения и освоения этих идей. Эго народа должно постоянно творить собственные духовные ценности.

России нужно стать нормальным европейским государством. Перестать кичиться своей особенностью. И как только это будет осознанно, как только Россия найдет в себе достаточно мужества и силыРрР\\\РРРРРрр  жлдотлоррп пойти учиться у других, более знающих, как жить в этом мире она может со временем превзойти своих учителей. Наконец-то надо научиться жить по правилам, а не по совести, и требовать от чиновника не правду-матушку, а исполнение законов. И не только от него, а от себя лично. И не подменять гражданский кодекс, конституцию законом справедливости или еще более высшим законом - законом любви. Надо требовать от государства соблюдать собственные законы,  а не ждать от него любви и совестливости.

Отмеченное может спровоцировать очередной спор между западниками и славянофилами. Но этого хотелось бы избежать. Не стоит реанимировать спор более чем вековой давности. Будем прагматиками.

        

          П. Сорокин определяет нацию как народ, который политически самоопределяется. Любая группа людей, считает он, может создать нацию, если она четко выражает и пытается реализовать свои политические, государственнические интересы.

У нас же понятие “национальное” осмысливается не в соотнесенности с понятием “государственное”, а смешивается с категорией “этническое”. Коррелятом этноса правильнее называть народ, хотя и здесь есть определенная двусмысленность. Можно говорить, например, о русском народе и народе России. В первом случае - это этнические русские, во втором - все этносы, населяющие Россию.

Сегодня Россия существует на уровне несовпадения народа и нации, и те катаклизмы, которые происходят в стране, связаны именно с этим. Сейчас, например, происходит возрождение православия. Но оно не может для россиян как нации, для России как государства быть религией всех. Однако мы видим как оно де-факто приобретает государственный статус. В сегодняшней России этническая русская идея, где православие играет центральную роль не может быть государственной, национальной идеологией в смысле “идея-логии”, в эйдетическом смысле.

Что же тогда, какая идея может сплотить Россию?  Ведь бесспорно, такая идея должна существовать. Что было той основой, тем стержнем, вокруг которого образовывалось это геополитическое пространство, что было генетическим эйдосом России?

Здесь уместно вспомнить о геополитике. Сама территория, весь этот материк обречен быть единым государством. Сама география определяет границы России. Возьмем, например Австралию. Почему там не возникают различные государства? Хотя на ее территории были и англичане, и французы, и испанцы, и португальцы. В самой географии заложен  эйдос единого государства.

Россия, как бы она не делилась, вновь и вновь будет собираться. Эйдос этой территории заключен в ее геополитической предзаданности.

Самые лучшие уроки - это уроки истории. Ведь помним  же мы Дальневосточную республику, Уральскую республику... И, тем не менее, оказалось невозможным разломать Россию. Куски непременно  срастались. Другой пример,  Татарстан. Почему он не ушел бы в открытое плавание? Но в открытое плавание не может уйти даже Чечня и не по злому умыслу российской политической и военной элиты, а по внутренней логике организации геополитического пространства. В физике есть понятие “красного смещения”, когда луч света в поле высокой гравитации отклоняется. Историческая обреченность Чечни быть с Россией заключается в том, что она пытается идти против уроков политической физики. Иными словами, луч света решил рядом с телом огромной массы пройти не отклоняясь, пройти прямо, нарушив законы политической гравитации.

Все рассуждения о России как о последней империи,  которая должна разрушиться несостоятельны. На протяжении пяти веков (или как там договорятся историки) формируется это геополитическое пространство в пределах единого государства. И его экспансия, и мирное приращение землями и народами имеет свою логику геополитического развития. Невозможно такому геополитическому пространству перекрыть дыхание. Невозможно закрыть для России Балтику, невозможно закрыть для России Крым. Завоевания Петра и Екатерины были определены не самодурством, и были обречены на успех. В этой топке сгорело бы во сто крат больше жизней, но все равно, войны продолжались бы до тех пор, пока Россия не вышла бы к морям. Этого требовала экономическое развитие страны. Феномен этого геополитического пространства заключается в том, что Россия всегда будет существовать, “пульсировать” в пределах исторически сложившихся границ, так же как, например, Индия будет пульсировать в своих границах, время от времени вступая в жесткое соприкосновение с Пакистаном или США и Канада становятся практически единым политическим и культурным образованием. В эту тенденцию начинает вписываться даже Мексика.

Эйдос территории в принципе неразрушим. Его нельзя уничтожить, и в этом геополитические ошибки Наполеона и Гитлера по отношению к России. Все культурно-цивилизационные пространства постоянно пульсируют в пределах собственной территории, как основы собственного эйдоса.

Во время второй мировой войны Гитлер захватывает огромные пространства, Россия откатывается практически до Урала, но эйдос территории невозможно разрушать, и Германия возвращается в свои пределы, а Россия восстанавливается в своих границах. Германия после войны раскололась на две части, но  обречена была соединиться.

Границы империи всегда неустойчивы, края могут и отломиться, но в каком смысле? Между огромной тектонической плитой и рядом лежащими плитами, скажем между Россией и Европой, Россией и Китаем по периметру возникают буферные государства, которые делают менее жесткими трения между самими глыбами. Подобные буферные государства обречены постоянно определяться в истории - к какому геополитическому центру примыкать - путем выбора религии, политических предпочтений, экономических связей и т.д. В этом смысле удивительна политическая наивность нынешней элиты Грузии, которая пытается определиться в ином мире даже не в европейском, а сразу в американском. Пусть меня простит грузинский народ за иронию, которая диктуется только уважением к нему, невозможно стать американской Джорджией в Закавказье. Для нас современная политика Грузии – это поход против истинного смысла ее эйдоса. И как не прислушаться к мудрым словам одного из глубоких философов нашего времени Мераба Мамардашвили: “Если мой народ пойдет против истины, я пойду против моего народа”. Выйти Грузии из русского мира – это перестать быть Грузией со всей ее многовековой историей более чем дружественных отношений с Россией и русским миром, который они творили также как и сами этнические русские.

Если Россия как геополитическое пространство обречено быть единым, обречено быть “Евразией”, возникает вопрос, почему же оно становится Россией? Историческая закономерность - это не закон физики. Она складывается в самой истории, складывается одновременно с историей. Не до нее, не после, а в самом процессе. Не случайно Россия выбирает именно православие. В этом отталкивании от католицизма она обретает социокультурную самость. Особый путь - это не бесплодное философствование русских мыслителей. Это развитие России как феномена, поиск своих отличительных черт. Россия не есть Европа, Россия не есть Византия, Россия не есть Азия - именно в позиции самоопределения лежат глубокие корни особого пути России. Но если так нужно было исторически, то сейчас нужно самоопределяться в ином и данный пассаж не противоречит выше высказанному.

Россия всегда будет единым государством, и в этом смысле всегда будет идти разговор о ее особом пути. Он сущностно заложен в этом пространстве. Путь России нельзя омысливать оценочно, как “хороший” или “плохой”. Особенность, прежде всего, является ресурсом народа, и может проявиться как хорошая или плохая только в зависимости от исторического контекста.

Как происходит то, что культура этого пространства едина? Сегодня интеллигент во Владивостоке культурно близок интеллигенту, скажем, в Москве. Казалось бы такая колоссальная разбросанность в пространстве. Поэтому прав академик Д. Лихачев, когда заявляет, что русские – европейцы - на протяжении всей этой огромной территории. Европа в этом пространстве Евразии тянется аж до Курил, точно также как Азия доходит до Польши.

Почему Россию называют великой? Тот потенциал, который заложен в этой территории, в людях, определяющих ее судьбу, огромен и в известной степени предначертан. Набросав заметки к феноменологии кризиса с удовлетворением обнаружил следующие рассуждения Льва Аннинского: “…Национальное русское “тело”, называемое Россией, - не совпадают. Поэтому предлагать  русским национальную ( в смысле русскую – О.Г.) идею – значит ставить под вопрос Россию как государство.  Если русские - “нация”… Я-то думаю сроду они не были нацией, а всегда сверхнацией: этнические корни тут изначально смешанные: славянские, финские, тюркские и еще бог знает какие; и государство российское изначально не национальное, а “вселенское”, “кафолическое”: мир миров… Но все-таки: если мы “нация” и если идея у нас утвердится национальная, станет Россия нормальным средним государством. Тоже неплохо. Однако тогда с мировой ролью и вселенским размахом культуры надо распрощаться навсегда. Если же мы хотим продолжать играть роль  в мировой культуре (ага! амбиции! державные бредни! имперские комплексы!)… ну, хорошо, меняю формулировку: не “мы хотим”, а эта роль  на нас навалится… Никто ведь не “хотел” строить здесь многонациональную империю, она здесь выстроилась ходом вещей; “здесь” – в евразийском вмещающем ландшафте,  “здесь” – в котле сотен племен, “здесь” – где строили все, кто сюда попадал, а никакие не “русские”; русские – результат, а не исток процесса; истоки: греческая вера, варяжские имя и династия, затем татарская система власти… Так вот: если мировая роль, падающая на этот участок мирового пространства, остается за нами, тогда русские должны искать не “национальную”, а мировую идею. Да очередную мировую идею.   Можете назвать ее “державной”. …Таинственная же реальность, хранимая в “духе культуры”, в “духе этноса”, или пусть так, в “национальном духе”, должна либо наполнить этот “мир миров”, соединив этносы в сверхэтническое единство, либо … произойдет дальнейшее схлопывание, и от России останется  то же, что осталось от Советского Союза: череда самодостаточных корпораций, “не знающих”, что их породило. …

         В Евразии в любом случае будет сверхнациональное единство, вопрос лишь в том, кто подставит горб под эту ношу. …

         Идей-то в воздухе истории полно – было бы чем за них расплачиваться. Великие идеи захватывали Россию только в те моменты, когда русские были внутренне готовы  ими зажечься. Вот два таких момента:

-  идея Третьего Рима, с которой Русь вышла в мировые державы…;

-  идея коммунизма, с которой Россия вышла в сверхдержавы…

         И не угадаешь, какая идея может возродить Россию к величию (если суждено нам возродиться к величию). Такие идеи на кончике пера не рождаются. Чаще, увы, - на кончике штыка. Но ни национальной, ни “мещанской” такая идея не будет. Упадет к нам из общечеловеческого вихря. Как перо Жар-птицы. А мы  подхватим и, как очарованный странник, пойдем.”  

Россия определила Европу Европой, Америку Америкой, Китай Китаем и т.д. в том же смысле, как они сформировали Россию. Она, выбирая свой путь, своей судьбой предостерегала других. Европа, отталкиваясь от российского опыта, строила свою цивилизацию. Поэтому как без Европы нет России, так и без России нет Европы.

В какой-то момент ток движения культуры и цивилизованности  натолкнулся на Россию, с ее тоталитарным режимом, и цепь оказалась разомкнутой. Мы стали мешать нормальным токам культуры в масштабе всей земной цивилизации. Как между двумя стержнями с высоким напряжением образуется дуга, так и Россия была обречена на модернизацию, оказавшись между высокоразвитыми культурными очагами. Ток уже проскочил, и дуга сжигает все на своем пути и начинает развиваться новый процесс. Да он кризисный, но он имеет большие позитивные последствия. Есть серьезные симптомы того, Россия из этого кризиса  выйдет обновленной. Кризис - это всегда катарсис, это тот огромный потенциал, который должен выбросить Россию вперед, как великая депрессия выбросила вперед Соединенные Штаты.

Почему Россия не хочет учиться на опыте других? Как сложилась Америка? Как получилось, как “случилось” это государство? Сплошные маргиналы, покинувшие Европу, неудачники не нашедшие себе места в отечественной социальной структуре. Что же объединило этих людей, сделало из них сообщество, живущее по определенным законам?

Россия обладает ничуть не меньшим потенциалом, а главное – аналогичным эйдосом. Невозможно то, что складывалось веками в одночасье разрушить. Не уйдет от России ни Украина, ни Казахстан, ни Чечня. Мыслить себе разрушение России то же самое, что задавать вопрос: “А что если луч света все-таки не отклонится рядом с массивнім телом, смещения не произойдет?” Невозможно. Вопрошать так, все равно, что говорить, а если все-таки нарушится закон сохранения энергии. Это невозможно сущностно.

Поведение Украины, Армении, Грузии, Чечни и др. так же естественно, как их невозможность уйти от этой гравитации. Но, луч света тоже имеет свою физику, которую гравитация уничтожить не в состоянии. Гравитация изменяет траекторию движения луча, но она не меняет его природы. Россия будет притягивать Украину и всех остальных в силу своего огромного геополитического и социокультурного гравитационного поля, но она не в состоянии изменить самой природы Украины, Армении, Грузии, Чечни и т.д.

Да, Украина, борясь за свою независимость, знает, что она в поле гравитации России. Ее политика не полностью независима, она должна считаться с Россией. Но и Россия должна считаться с Украиной. И за этой гранью уже не принципиально будет ли Украина со своим флотом, армией, национальной валютой etc. или нет. В этом смысле вся наша геополитическая ойкумена также обречена быть общим домом, как и Европа. И имя этому дому не Россия, а русский мир.

Своей, во многом спорной, статьей “Как нам обустроить Россию” А.Солженицын сделал очень важное открытие. Оно собственно не в содержании статьи, а в слове “обустроить”. Россия как общий дом народов населяющих ее нуждается в обустройстве, в наведении порядка совместного проживания в нем. Но эта задача не только государственная и чиновничья, а экзистенциальная – задача человеческого существования. На этом уровне – это задача строительства гражданского общества, когда конкретный человек  и его единомышленники хотят обустроить свой мир повседневных интересов, внести в него определенный порядок. Сложность здесь заключается в том, что для русского человека понятие порядка связано с правдой. Там где нет правды – нет и порядка. Правдовать – значит начальствовать, руководить, управлять. Но можно ли распространить такой подход ко всему социально-политическому обустройству России – вопрос. Все же нам представляется в  диалоге с миром и со всеми своими народами российская элита должна обустраивать государство с учетом достижений наработанных европейских технологий организации социальной жизни, хотя бы потому что они показали свою эффективность. Сегодня уже никто не спорит о таких западных инновациях как парламент, разделение властей и др. И здесь очень многое зависит от того насколько восприимчивым и готовым к духовному освоению новых идей окажется русский народ. Ведь очевидно, что эти идеи должны быть шире, чем чисто этнические. Например, очевидно, что духовность общества не может быть сведена к религиозности, тем более к конкретной  конфессии.

Русский мир

          Наши рассуждения о России – это пролегомены к пониманию русского мира. Это социокультурный, в самом широком смысле, проект, реализованный русским народом совместно с другими народами, вовлеченными в осуществление этого проекта.  В разные исторические эпохи он принимал ту или иную форму реализации, но наиболее сильное воздействие на геополитическое и социокультурное пространство оказывали модернизационные усилия России – крещение Руси, собирание земель, петровская и екатерининская европеизации, советская модернизация, горбачевская перестройка.

         Все эти модернизации осуществлялись как ответы на вызовы времени, когда внутренний системный кризис требовал его разрешения, что вело к  дальнейшему развитию России и шире русского мира.

         Очевидно, что такая модернизация будет опираться на то, что в нас осталось от мира, который мы так успешно разрушили. В том числе из предметов и феноменов советского мира.   При всем ерничанье по поводу феномена “советский народ” – это оказалось  не виртуальное, а вполне реальное образование. Русский мир советской эпохи предложил свой проект. Он вполне реально осуществлялся и частично был реализован. Он имеет колоссальные достижения: политические, культурные и даже экономические. Но этот проект исчерпал свою энергию, питаемую страхом перед тотальностью государства. И как следствие остановился в своем развитии и разрушился. И произошло это тогда, когда человек с улицы: работяга, колхозник, интеллигентишка, своим упорным молчаньем сказали “нет” изжившей себя системе.

           Нам представляется, что экономическая отсталость стала причиной коллапса СССР. Но вспомните, что большевизм победил в разоренной стране, прежде всего, потому, что как никакая другая идеология предложил захватывающую воображение перспективу. Здесь мы полностью согласны с Режи Дебре, который заявлял: “...СССР, как мне кажется, утратил конкурентоспособность в области производства символов. Дело в том, что СССР перестал производить в достаточном количестве и качестве песни, фильмы, музыки, звезд, кино, моды ... И таким образом утратил спосбность формировать символическое воображение людей. ... В 20-х годах все мировое воображаемое обусловливалось революцией. Вся большевисткая агитация, пропаганда была необыкновенно динамичной. Вспомним Эйзенштейна, Маяковского. ... Мне кажется, что Америка выиграла соревнование с СССР именно на этой почве, не увеличивая ни производства ракет, ни численности дивизий. Советские руководители не поняли, что изменилась сама природа отношений силы и могущества. Грубо говоря, танковая дивизия не может конкурировать с рок-н-роллом. Последний – сильнее. Политики СССР этого не поняли, потому что Маркс этого не понимал. Маркс полагал идеологию отражением базиса. Что не совсем так. Идеология – это созидательная и динамичная сила. Люди живут в состоянии мечты, а чтобы они могли мечтать, им необходимы фильмы, песни, музыка и  т.д., короче говоря им нужны элементы культуры, которые СССР больше не создавал. И еще в 1984 году я писал, что с коммунизмом покончено, и СССР развалится.” Режи Дебре французский интеллектуал, который в своей медиологии постарался показать как из семинарии рождается школа, из Просвещения – Революция, из Манифеста – Партия, из Евангелия – Церковь, как мысль, овладевая человеком, толкает его на воплощение ее. Мы бы сказали человек разворачивает, материализует эйдос феномена и делает это не абстрактно борясь за власть, а ежедневно и повседневно в процессе собственного осуществления, экзистенциально.

           Десятилетие ушло на демонтаж старой системы. Десятилетие социального и личностного кризиса. И только сейчас мы видим как медленно, путем проб  и ошибок Россия начинает созидать свой новый проект. Не стоит обольщаться ростом ВВП, восстановлением управляемости государства и подобными вещами.    Это важные и необходимые вещи, но недостаточные.  Самый важный вопрос – это внутреннее самоопределение людей государства. Найдена ли людьми в России внутренняя самоидентификация, то что, обеспечивая внутреннюю комфортность, обеспечивает мировоззренческой согласованностью и целостностью  консолидированное “Мы - россияне”. Найдена ли идея, эйдос этого феномена. Люди, брошенные под жернова исторических преобразований, как очень точно подметил В.Третьяков, столкнулись с объективной реальностью новой идеологии – “Обогащайся, чтобы выжить!”  Но вот беда не греет это бывшего советского человека, никак не становится его мечтой.

           Русский мир оказался шире исконного мира этнически русского человека – человека леса. В девятнадцатом веке в этот мир вошла степь (вспомните  А.Чехова), а в двадцатом веке и пустыни Средней Азии  (“горячая Арктика” по А. Платонову). Все это начало культурно осваиваться и стало естетственной частью русского мира вмсете с народами населяющи эти пространства. Колоссальную значимость имеет не только феномен этого социокультурного освоения, но и его экзистенциальный характер. Все включеные в этот процесс оказались воволеченными в него личностно, на уровне повседневного  существования, вросли в него своими конкретными судьбами, через который до сих пор идет диалог культур, религий, национальных культурных космосов.

           В связ с этим хотелось бы снова заострить внимание на два обстоятельства. Первое. При всей огромной значимости и роли русского народа в формировании русского мира, он не является его единоличным достижением. Это феномен родившийся в непростом диалоге народов и их культур. Второе. Любой народ, имеющий право на это наследие и отказывающийся от него должен быть готовым к колоссальному творческому труду – создавать в одиночку свой космологос. Скорее всего это ему не удастся и он сориентируется на новые культурные пространства, где он будет чужой и крайний (маргинал).

            Но как преодолеть опасения в новой цивилизационной экспансии? Это вопрос не соучастника и сотворца русского мира, а бедного родственника и младшего брата. Именно такое непонимание и следует преодолеть.        

Крымский проект: вызов времени

          Как мы уже отметили попытка разобраться в процессах происходящих в России, дает нам возможность разобраться в том, что происходит в Украине и в Крыму.  Мы были частью большого проекта. Сегодня перед нами проблема создания нового проекта: “независимая Украина”.  В этом проекте должен быть разумно использован исторический, политический, экономический и культурный  потенциал предыдущего проекта. Он должен ответить на вопрос “Что есть Украина   и что сделает нас консолидированным “Мы” и единым народом этой страны и гражданами государства?  Это вопрос к политической элите, предлагающей ответы на вызовы кризиса, но и к самому народу, который на личностном уровне делает свой экзистенциальный выбор.

          Что это значит для Крыма?  Отсутствие общего проекта, демонтаж советского варианта проекта русского мира, наличие крымско-татарского (моноэтнического), а, следовательно, неприемлемого большинством населения проекта, отсутствие украинского проекта и как следствие эническая сепаратизация и нестабильность в Крыму. Он оказался полигоном проверки состоятельности возможного украинского проекта. Русский мир с культурным ядром в России имеет огромный потенциал, способный предложить новый  проект для постсовесткого геопространства. Есть все основания предположить, что именно так и будет. Причем без ущерба для государственной независимости Украины. Слишком “энергоемко” строительство в одиночку социокульрного космоса для такого региона как Крым. Пример крымских татар только подтверждает этот тезис. Они обращаются к социокультурному космосу тюркских народов и даже шире к мусульманскому миру, чтобы воспользоваться не только финансами, но и готовыми духовными достижениями для своего варианта крымского проекта. Но может не стоит забывать, что и они сами веками были частью русского мира.

Начиная наши рассуждения о Крыме как феномене, о его новейшей истории и дальнейшей судьбе, надо определить ряд понятий, ясное осмысление которых позволит разобраться во многом. Речь идет о словах - понятиях, проблемах, принципах, феноменах, архетипах, символах, мифах и т. п.

Особенность этих слов заключается в том,  что в них спрессован огромный  материал культуры и необходима умелая  и тонкая философская рефлексия над этими понятиями,  их мысленное сканирование.  И тогда вдруг будет обнаружено, что очевидное затягивает мысль в воронку невероятного и выбрасывает ее измученную, но воодушевленную на берег открытия новых смыслов.

Крым  как явление географически и цивилизационно уникальное. Его часто сравнивали с медалью на груди империй,  завоевывавших полуостров, но мне представляется, что Крым - это миокард, тонкий сердечный клапан, пропускающий через себя кровотоки истории. Любой сбой в уравновешенных отношениях между Востоком и Западом, Европой и Азией, Севером и Югом моментально приводит в напряжение Крым.

Есть крайняя необходимость исследовать Крым как феномен. Внимательно вчитаться  в текст и подтекст, контекст и метатекст истории, разворачивающейся в социокультурном бытии полуострова.  Но такому осмыслению изначально грозит опасность  трансформироваться  в  обычный  историко-культурный экскурс. Задача, которую мы здесь обозначаем - пройти путем наделения смыслом сухих фактов истории,  превращая их в категории  существования крымчан - экзистенциалы - актуальные здесь и сейчас.

         Именно потому,  что они очеловечены, сфокусированы в кристалле человеческой личности или народа как личности,  они в истории и содержат в себе возможность прочтения тайнописи будущей судьбы Крыма.

         История освоения Крыма может многому научить. По крайней мере, она с определенной степенью точности может спрогнозировать задачи, которые встанут перед Крымом в ближайшей перспективе. Наш взгляд в прошлое имеет прагматический интерес. Реперные точки истории позволят продолжить график развития Крыма в будущее. Одно из неотъемлемых характеристик науки является прогнозирование. Очевидно, что в социальных науках прогнозировать значительно сложнее, чем в точных и естественных науках. Но вероятностный характер социального прогнозирования не отменяет его актуальности, а тем более значимости. У социального прогнозирования есть еще одно интересное свойство. “Наблюдатель” включен не только в процесс исследования, но и в социальный процесс и в состоянии на него влиять. Собственно наши заметки о крымском проекте, как вызове времени и поиск ответа на него учитывают именно этот фактор.

          Отмеченное ниже – это актуализация и систематизация множества высказываний на тему социального настоящего и будущего Крыма. Понятие социальное здесь используется в широком смысле и включает в себя культуру, политику и экономику. Строго говоря, мы задаемся целью не столько описать сам крымский проект, сколько обосновать его неизбежность и востребованность.  Мы не ставили бы такой задачи, если бы видели хотя бы попытки государственной власти движения в этом направлении. По сути, главный вопрос, который здесь ставится – это вопрос о том, что собирается государство делать с Крымом? Есть ли у него крымский проект?  На заре независимости были выдвинуты несколько таких  проектов. С высоты прошедших лет на них можно взирать как на романтические. Надо отдать должное этим энтузиастам вне зависимости от их политической принадлежности и геополитических предпочтений. В их проектах было главное – Крыму необходим свой эксклюзивный проект.

         Можно объяснить, почему все предложенные проекты оказались нереализованными. Главная причина даже не в том, что они были “наивными”, а в том, что их время не пришло. Нужно было  пройти через смутное десятилетие, поделить собственность и власть, выйти к относительной  стабилизации и только сейчас мы имеем реальную возможность  сформулировать политику относительно Крыма, то есть предложить украинский проект его освоения. Наивно предполагать, что все как-то сложится само по себе. История Крыма такого не знает. Любое владение и освоение Крыма предлагало свой формат существования этой территории.  

          В монографии “Межэтническое согласие в Крыму: пути достижения” наш коллега С. Градировский предложил такую теоретическую схему осмысления истории Крыма. Он остановился на том периоде, который имеет непосредственное отношение к современной крымской проблематике. С начала активного включения Крыма в сферу российских социокультурных интересов отмечается характерное, устойчивое чередование периодов связки «разорение региона – преобразование его в соответствии с привносимым стандартом». Эти процессы можно определять как волны освоения («отливы-приливы»), как циклы преобразования («разорение-освоение») и как социокультурный маятник «разрушение-созидание». Новые стандарты привносятся социокультурным лидером. За годы освоения Россией Крымом эта связка повторялась в истории Крыма четыре раза.

Волны разрушения-разорения:

1.                           присоединение Крыма, его аннексия, сопровождавшаяся депортацией христианского населения, снижением численности населения;

2.                           Крымская война и вызванная ею массовая эмиграция крымских и ногайских татар (опустошение и обезлюдение);

3.                           гражданская война, невероятная миграция и перемешивание человеческих масс, парад правительств, голодомор, уничтожение сложившейся сельскохозяйственной системы и крах всей сословной организации общества;

4.                           Вторая мировая война, тотальное разрушение инфраструктур полуострова, фашистские массовые репрессии, депортации – довоенные, оккупационные и последовавшие за освобождением.

Волны созидания-освоения:

1.      в период первичного освоения Российской империей (до Крымской войны) заложена новая сеть городов, военный форпост Севастополь, сформирована политика льгот и поощрений переселения;

2.      элитная рекреация, императорские дворцы и садово-парковая культура, начало промышленной революции второго периода освоения, изменение сельскохозяйственной специализации;

3.      КрАССР, массовая рекреация (детская республика «Артек», рабоче-крестьянские санатории), индустриализация, коллективизация, поголовная грамотность;

4.      инвестиции в ВПК: «непотопляемый авианосец», инноватика (авиа-космический комплекс, новинки с/х и Северо-Крымский канал), апогей массовой рекреации.

          И за эти же два с половиной века – волны социальнкультурного воздействия на крымскотатарский этнос (очевидные тенденции ассимиляции, эмиграционные  процессы, подрывающие демографическую структуру, имеющая амбивалентную природу просветительская деятельность И. Гаспринского и других, связка депортация-репатриация):

-         первая эмиграционная волна, вызванная русско-турецкими войнами и аннексией Крыма;

-         технология комплементарной кооптации населения и элит ханства в социальную структуру империи;

-         вторая эмиграционная волна, вызванная поражением союзников в Крымской войне и пропагандой Порты, окончательно осознавшей потерю северных территорий и остро нуждавшейся в притоке населения;

-         продолжающееся обезземеливание, утверждение новой с/х специализации полуострова, эмиграционный всплеск 1902-03 гг.;

-         стихийные погромы гражданской войны, интервенция, красный и белый террор, голодомор;

-         коллективизация (окончательное уничтожение вакуфной системы), переселение малоземельных татар из предгорий и горной части в степные районы, коренизация и политика поголовной грамотности по стандартам страны Советов;

-         депортация – после того, как оказалось, что даже разрушительное в отношении русских территорий (в Крыму это города-герои Керчь и Севастополь) воздействие Второй мировой войны гораздо меньше коснулось «аборигенного» населения;

-         борьба за возвращение из  высылки;

-         репатриация как инерция механизма социокультурного  воздействия, провоцирующая дальнейшую ассимиляцию и детерминирующая поведение национальной элиты.

          При всей уникальности любой страны и даже региона, тем не менее, возможны некоторые обобщения, за которыми проступают определенные тенденции и закономерности. Как показывают исследования, процедуры освоения территорий и социокультурные преобразования носят типичный характер. По близким сценариям развивалась история других образований (Восточной Пруссии, т.е. современной Калининградской области, или же Косово). Небольшой экскурс в историю, а главное сделанные обобщения вполне объективно подводят к выводу о том, что в настоящее время Крым вступил в новую фазу социокультурного освоения. Это уже постсоветский, начавшийся с 1991 г., период освоения Крыма Украиной. В текущее время этот этап в фазе разрушения. В социокультурном смысле он характерен украинизацией, в экономическом – деградацией и стагнацией, в демографическом – старением.

Разрушения этого периода, в сравнении с фазами прошлых циклов, минимальны. Да, упала урожайность – но не настолько, чтобы привести к голоду. Да, сократился рекреационный поток – но не настолько, чтобы не позволять рекреационным баронам обогащаться, а прибрежному населению – «летом год кормить». Да, снизились объемы промышленного производства – но не настолько, чтобы вызвать массовый исход населения в другие, более благополучные регионы (хотя отхожий промысел в сторону России в Крыму, как, впрочем, и на всей Украине, возродился). В Крым вернулись крымские татары, но при этом никто не привнес ни нового стандарта расселения, ни этнических новаций ведения хозяйства, ни новых предпринимательских схем.

Преобразование. Принципиальный вопрос – какой из этносов станет СК-лидером новой волны освоения – остается открытым.

         Важно подчеркнуть, что здесь мы исследуем СК-переработку не как внутреннее, спонтанное развитие территории и этничности, а как действующую извне и бесспорно реальную силу. «Преобразование», о котором мы говорили, есть не всякое «созидание», но лишь то, что выстраивается под давлением извне посредством привносимого стандарта. Нет возможности привнести стандарт – не будет и такого созидания. Это сегодня и происходит в Крыму (когда силы спонтанного развития дремлют, а СК-лидер не выявлен) или на Балканах, на территориях Сербии и Косово (в отличие от Хорватии и Словении, где на вопрос «кто в доме хозяин» ответ давно найден, а, следовательно, сложился принципиально иной инвестиционный климат).

          Мы привели такую длинную выдержку рассуждений С. Градировского, чтобы показать логику разворачивающегося сценария в Крыму. Многое в этих рассуждениях может вызвать спор и несогласие, но бесспорно то, что для крымского проекта нужен лидер. Он должен предложить захватывающую перспективу развития Крыма. Нам представляется, что ближайшее десятилетие предложит свои ответы.