суббота, 7 апреля 2012 г.

Немного методологии

          Перефразируя известную фразу хочется сказать, когда я слышу, что науки о культуре имеют свою специфику, отличающие их от  наук о природе – рука тянется к пистолету. Сколько бы мы не пытались заниматься самообманом в тенетах философских рассуждениях о постмодерне, феноменологии, герменевтике и тому подобных вещах мы обречены творить дискурсы и жить в этих словесных замках. Не хочу быть превратно понятым. С огромным уважением отношусь к философии, но наукой ее не считаю. У нее другая миссия. Это эквилибристика мысли, вечный поиск вопросов и иногда нахождение ответов на них. Это  рациональное  и только рациональное осмысление мира. Она до-наука и после-наука, но никак не наука. В этом нет ничего унизительного. Такова природа философии. Ее надо принимать такой и быть благодарным ей за все то, что она сделала для человеческой цивилизации, а именно постоянно расширяла наши горизонты и углубляла наш поиск. Самообман начинался там, где мы пытались получить от философии конкретно научные ответы, когда мы пытались выстроить единую научную специальную методологию для  гуманитарного и социального знания.
            Мой первый методологический тезис: существует только одно общее понимание науки в рамках исторически сложившейся парадигмы. В настоящее время наука – это рациональное, систематизированное, объективированное и верифицируемое знание, обладающее прогностической характеристикой.  Любой другой свод умозаключений не отвечающий этим характеристикам может быть знанием, но не обязательно научным.

           Как следствие вытекает второй методологический тезис: специфической научной методологии для гуманитарного и социального научного знания отличной от методологии точных наук и естествознания не существует. Нельзя найти черную кошку в темной комнате, если ее там нет.
            Два очень простых и ясных тезиса отнюдь не противоречат сложившейся философской,  методологической и научной традициям. Они только вносят ясность в наши рассуждения. Философы творите свои теории. К вам только одно требование умозрите феномены и проблемы. Но как только вы начинаете творить логику, вы уже играете на поле науки, как только вы начинаете строить научную методологию – вы уже ограничены в своих умозрениях и обязаны соблюдать принципы научности.

           Культурология и политология, обозначив себя логиями – обязаны быть науками.  Нельзя прятаться за общими фразами о своей уникальности. Они не более уникальны, чем яблоко, упавшее на голову Ньютона. Феномены, которые они изучают значительно сложнее тех, которые  изучают точные и естественные науки. Гегель говорил: математика наука тощая, потому что она точная. Математика настолько проста, что ее можно полностью перепоручить машине. Куда сложнее процессы, происходящие в сознании человека, в обществе. Сложность проблем сразу возрастает на  несколько порядков. Давайте открутим ленту истории назад и вспомним, что безумной была мысль прочесть мысли человека. Сегодня создан детектор, который считывает объективные проявления наших мыслей, и по ним мы определяем  сами мысли. Наши чувства становятся фактом научного изучения и выясняется, что контролируя химико-физические процессы, мы можем управлять чувствами. Кто думал лет пятьдесят назад, что мы создадим приборы, распознающие образы? Этот список можно продолжать. Есть ли логически обоснованный аргумент подтверждающий, что существует нечто такое, что никогда не станет предметом изучения науки и ее фактом? То что мы сегодня называем спецификой гуманитарного и социального знания – это факт ограниченности нашей современной науки, а не природа самих этих феноменов. Как науки они находятся на начальной стадии своего становления. Вспомните психологию. В начале века она представляла собой компендиум умных рассуждений и только тогда, когда в нее вошел эксперимент, когда она начала обретать характеристики научности, она и стала наукой в ряду точных и естественных наук. Феноменология, структурализм, герменевтика, весь постмодерн – это выдающиеся достижения философии. Ими надо пользоваться в качестве методологических (не научных ) лесов для построения науки, если в этом есть необходимость и они эвристичны, как эвристичными были теории Фрейда и Юнга для психологии. Но если на основе нашего незнания или недостаточности знания о предмете мы будем выносить методологический (опять-таки ненаучный)  вердикт о специфичности гуманитарного и социального знания, то мы закрываем эти науки, самозамыкаем их в собственном невежестве.

       Еще два научных методологических тезиса. Собственно они известны, один более, другой менее. Проблема в том, что методология также исторически обусловлена, но в данном случае скорее сказывается методологическая мода. Проследите за современной философией, как философы наперегонки пытаются застолбить новые понятия. Вот сейчас модно говорить о нарративе и дискурсе. В этой моде нет ничего плохого может что-то войдет в научную методологию и даже парадигму, если философской мыслью будет схвачено нечто существенное.

       Итак третий тезис: принцип дополнительности является сущностной характеристикой современного научного знания. И четвертый тезис – это теорема о неполноте любой научной теории: невозможно построить научную теорию, которая объясняла бы все феномены средствами этой теории, всегда найдется конструкт или феномен необъяснимый этими средствами. И хотя последний тезис был выявлен позднее принципа дополнительности, очевидно он является первичным.

       Почему важно было отметить эти два тезиса, потому что они объясняют многое в нашем подходе и отвечают моим оппонентам, готовым обвинить меня в позитивизме (хлебом не корми только дай возможность обозначить и успокоиться как-будто обозначение дает понимание и объяснение). Назовите мой подход как угодно, но дайте ответ, что в ваших рассуждениях научного, если они непроверяемые, необъективные, нерациональные? Одного желания выглядеть научно мало.

        Отмеченное, безусловно, вызовет возражение. Трудно признать недоразвитость своей  науки. Хочу сразу ответить на подобного рода возражения. Нет ничего унизительного в том, что наука проходит стадию становления. К таким наукам  я могу отнести культурологию и политологию. Последняя больше наука, чем первая. Не стоит только путать науку, изучающую культуру с самой культурой, науку, изучающую политику с самой политикой. Тогда станет понятно, что придет время, когда и в этих науках будут открыты свои законы, а некоторые открытия в этом направлении уже сделаны.  Надеюсь, что данные мною объяснения предупредят крики, что я замахнулся на культуру, на творчески мыслящего человека, пытаюсь “поверить алгеброй гармонию”. Если угодно, то да. Сегодня машина обыгрывает человека и пишет музыку. Кто возьмет на себя смелость отличить искусственную музыку от написанной человеком. Есть ли здесь отдушина для человека от методологических выводов ученого? Противоядие в самой методологии в теореме о неполноте. Система вечно открыта и всегда будет место человеку и человеческому обществу. Даже тогда, когда мы сами частично будем из синтетики и со сменными запчастями.

         Практические выводы. Надо онаучивать гуманитарные и социальные науки. Для политологии это значит построение теорий, поиск политологических истин  и законов,  активное использование научных методов как качественных, так и количественных. Чем больше в ней будет рационального, объективного, верифицируемого, прогностического знания, тем больше будет оснований  считать ее наукой и не опускать в бессилии руки перед паранойей Сталина или длиной носа мадам Пампадур.

Комментариев нет:

Отправить комментарий