Кризис «коротких» инноваций

Акад. Е.Е.Ергожин¹, К.И.Сулейменова², Г.А.Мун³, О.А. Габриэлян⁴, И.Э.Сулейменов⁵

Институт химических наук им. А.Б.Бектурова, Алматы, Казахстан,

Государственный Университет Ниццы, факультет экономики и права, София-Антиполис, Франция,

Казахский Национальный Университет им. аль-Фараби, химический факультет, Алматы, Казахстан

Таврический Государственный Университет им. В.И.Вернадского, философский факультет, Симферополь, Украина,

Алматинский институт энергетики и связи, факультет радиоэлектроники и связи, Алматы, Казахстан

Мировое экспертное сообщество постепенно приходит к выводу, что явление, ранее называемое «мировой финансовый кризис» в действительности носит комплексный характер и представляет собой, по существу, системный кризис цивилизационного развития. Наиболее отчетливо эта мысль звучит в мир-системных исследованиях И. Валлерстайна, а ранее, в более широком смысле, в учении о ноосфере [1], В.И. Вернадского [2]. Представления о ноосферогенезе позволяют наглядно судить о характере структурных трансформаций, претерпеваемых цивилизацией в целом и часто выражающихся в системных кризисах, приводящих к ее обновлению.

Исторически первым из полно описанных трансформаций ноосферы является т.н. «осевое время», по К.Ясперсу [3]. Как отмечается в [4], в исторически весьма короткий период одновременно, если не сказать синхронно, появлялись цивилизации Древней Греции, Индии и Китая. Как один из этапов ноосферогенеза сейчас также принято рассматривать Новое время, который, в несколько другой терминологии, соотвествует становлению эпохи Модерн.

      Целый ряд авторов, в частности Э.Тоффлер [5], не зависимо от политических воззрений и национальной принадлежности, сходятся во мнении, что настоящее кризисное время отвечает завершению эпохи Постмодерн. «Третья волна» (по Э.Тоффлеру) несет за собой реструктуризацию цивилизации, и переживаемые нами сейчас кризисы следует рассматривать как ее предвестники. 

Коль скоро кризис носит системный характер, т.е. «вышла из строя» организация цивилизации как таковая, то он не мог не затронуть самые различные аспекты человеческой деятельности. Утверждение о том, что наука является основой существующей цивилизации, давно стало общим местом, однако, это суждение в массовом сознании связывается преимущественно с прошлым («Все уже давно открыто»).

Как это ни удивительно на первый взгляд, но для такого суждения имеются все основания. Рубеж ХХ-го и XXI-го веков принято связывать с неким взлетом инноваций, который, в массовом сознании, соотносится, главным образом, с компьютеризаций практически всех областей жизни. Однако, в отличие от аналогичного инновационного подъема, который человечество испытало на рубеже отмеченных веков, наблюдаемый в современности взлет целиком и полностью основывается на достижениях фундаментальной науки, сделанных существенно раньше. Наиболее наглядным примером в данном случае является уже упомянутая компьютеризация. Массовое производство вычислительной техники действительно было налажено в последние десятилетия, однако принципы ее функционирования (работы Шеннона, фон Неймана и т.д.) были сформулированы уже почти сто лет назад. Аналогичный вывод можно сделать и рассматривая сотовую связь – ее физические принципы по существу основываются на теореме Котельникова, опубликованной им еще до переворота 1917 года. Успехи генной инженерии также целиком и полностью основываются на достижениях физической химии и биологии почти вековой давности.

За последние несколько десятков лет наукой не было сделано ничего, что можно было бы сопоставить с такими открытиями как строение атома, установление законов электродинамики, создание принципов действия вычислительной техники, открытие термоядерных реакций, принципов воздухоплавания, передачи сообщений на далекие расстояния и т.д.

Обыватель полагает, что «все открыто», но это далеко не так – причина лежит именно в экономических успехах науки начала ХХ-го века. В тот период общество осознало, что знание в состоянии приносить прямую – и немалую – прибыль, причем достаточно быстро. Последний удар нанес конвейер Форда. Правящие круги Европы здраво – в пределах сложившихся обстоятельств – рассудили, что науку стоит поставить на поток, примерно так же, как и производство автомобилей.

Тактически такой подход полностью оправдался, что может подтвердить любой пользователь компьютера или сотового телефона. Гонка вооружений и необходимость экспансии на все новые рынки сбыта стимулировала развитие самых различных технологий – человек высадился на Луне, а компьютерная грамотность стала массовым явлением. Но… наука перестала быть искусством и стала ремеслом, по существу, предав самое себя.

Сформулированный тезис отнюдь не плач по «старым, добрым временам», он просто констатирует страшный удар, который получила мировая экономика. Никто, по существу, не внял предостережениям лорда Кейнси; руководители самых различных рангов забыли о том, что рынок – великолепный тактик, но скверный стратег.

Ситуация предельно проста – как в условиях тоталитаризма, так и в условиях рыночной экономики – исследователь был обязан выдать на-гора результат, причем быстро. Пистолет сержанта НКВД, который стоял за спиной советского ученого или рыночные инструменты, которые задействовали руководители США – в данном случае не более, чем вопрос метода. Экономика – так казалось тем, кто публиковал труды на эту тему – требовала немедленной отдачи. Результат был нужен сразу, немедленно, здесь и сейчас, ибо нет такой задачи, которую не может решить профессиональный физик. Но… какой ценой?

С научным наследием, нарабатывавшимся в течение столетий поступили примерно также, как с нефтяными скважинами в Оклахоме – качали ресурсы, пока они были, и, только истощив скважину, начали думать о том, как быть дальше.

Мы возвращаемся к тому, с чего начали – кто будет заниматься фундаментальной наукой (т.е. средством для долгосрочных инноваций), когда результат требуется немедленно? Правильный ответ – никто, раз платят не за идеи, а за внедренные технологии. Поэтому проще использовать имеющийся ресурс, т.е. достижения фундаментальной науки прошлого, а не нарабатывать новый. Какое-то время можно было существовать за счет науки СССР, но это государство погибло двадцать лет назад. Указанные факторы (а также еще ряд обстоятельств, которые более подробное рассматриваются в [6]) в совокупности привели к явлению, которое можно охарактеризовать как кризис «коротких» инноваций. (Под «короткими» понимаются инновации, рассчитанные на быструю окупаемость.)

Возникает естественный вопрос – существуют ли меры, способные противостоять указанным кризисным явлениям, и если, да, то какие. Этот вопрос более чем не тривиален, хотя и представляется очевидным, что фундаментальная наука может существовать и развиваться только при масштабной государственной поддержке (регулирование при помощи рыночных инструментов в стратегическом плане оказывается неоправданным). Особую актуальность этот вопрос приобретает в свете недавних выступлений ряда видных государственных деятелей (выступление Б.Обамы на ежегодном собрании американской Национальной академии наук 27 апреля 2009 года, выступление Н.А.Назарбаева на заседании Совета по науке и научной политике 4 сентября 2009 г.)

Вопрос, главным образом, связан с тем, как обеспечить необходимый уровень эффективности использования государственных средств. Как признается большинством экономистов, этот уровень во всем мире остается весьма низким. И дело здесь далеко не только в коррупционных проявлениях различного рода. Ничуть не меньшую опасность представляет протекционизм, проявления которого вообще не попадают под действие законодательства подавляющего большинства стран.

Эти, и подобные им явления, возникают вследствие того, что до сих пор не отработаны общепризнанные критерии выбора приоритетных направлений, которые бы носили объективный характер. На выбор стратегии научно-технического развития оказывали и продолжают оказывать самое серьезное влияние субъективные факторы (личные связи, использование саморекламы, «научная мода» и т.д. и т.п.). Действуя в совокупности, они резко снижают эффективность государственной поддержки научных исследований, что заставляет многих авторов абсолютизировать возможности рыночных инструментов как альтернативы громоздким и неэффективным схемам государственного финансирования.

Недостатки, заложенные в существующие схемы финансирования фундаментальной науки, особенно отчетливо просматриваются на примере системы «проект – грант». Начать следует с того, что подавляющее большинство современных научных проектов представляют собой именно «короткие» инновации. Иначе и не могло быть, так как данная система, сложившаяся в странах Западной Европы и США, отвечала периоду, в котором наиболее востребованными были «короткие» инновации, что в последствие привело к кризисным явлениям, о которых говорилось выше.

«Проект» в современном смысле представляют собой инициативу разработчиков, которые и подают заявку на получение соответствующего финансирования. Такая система, разумеется, максимально стимулирует творческую инициативу сравнительно небольших исследовательских групп, что было полностью оправдано на соответствующем историческом этапе, но всякая медаль имеет обратную сторону. Действительно, если органы, отвечающие за управление наукой, полностью переориентируются на рассмотрение «проектов», то они постепенно лишаться способность видеть стратегическую перспективу, а равно как и способности к самостоятельному стратегическому планированию. Де-факто, вместо стратегического управления соответствующий орган превратится просто в инстанцию по распределению финансов, что в итоге создает почву для злоупотреблений и отсутствию видения перспективы.